Once upon a time...
Так, выложу перевод текста про Кальпернию.
Спасибо за помощь второму переводчику inkuseitor
читать дальше
Кальперния присела и коснулась ладонью покрытой трещинами плиты. Да. Здесь. В этом месте, когда ей было семь лет, она увидела, как магия превратила человека в пыль.
Даже сейчас камень носил на себе отпечатки той силы. Теперь она использовала свою собственную магию, и свою память, чтобы воззвать к ней. Картина из прошлого вернулась мгновенно: вопль мужчины, пока его тело рассыпалось в пепел и искры, а затем превратилось в ничто. Она помнила шепот охваченной ужасом толпы, и мага с капюшоном на голове, который бросил заклинание и просто пошел дальше.
Позже она узнала, что для улиц Минратоса, столицы Тевинтерской Империи, такие поединки магов не были редкостью. Но это был первый поединок, который Кальперния видела своими глазами.
Не отрывая ладонь от плитки, Кальперния устремилась за увядающим остатком магии, желая вновь почувствовать себя тем ребенком: светловолосой девочкой, тощей, как палка, одна нога которой была в тряпье, заменявшим ей обувь.
Она набрела на дуэль, возвращаясь с рынка, неся на руках бутылку густого, кислого молока и горшочек с маслинами. Крики толпы и гром заставили её подойти поближе, но она не разделяла их страха. Она не сморгнула, даже когда лицо вопящего мужчины рассыпалось в прах и развеялось ветром. Это был её первый настоящий проблеск силы.
Тогда в ней вспыхнула искра, чувство, которое почти переполнило её. Бутылка кислого молока упала на землю и разбилась, оливки – рассеялись, и она пустилась в бег – не от испуга, но от чувства чего-то слишком непостижимого для маленькой девочки. Мчась так по улицам города, она оказалась в районе, который почти не знала.
- Здесь я впервые встретила паромщика, - вслух произнесла Кальперния, оторвав ладонь от плиты. – А теперь нужно с ним проститься.
Она начала было вытирать грязь с земли об одежду, но вовремя спохватилась. Вместо обычного тряпья, она теперь носила изысканные робы, из черного и синего льна, украшенные узорами. На черном поясе, обвивавшем её узкие бедра, был спрятан маленький мешочек монет. В свободной руке она держала терновый посох, а её ноги были обуты в мягкие, словно кожа младенца, сапоги. Её Учитель был щедр. Он подарил это облачение всего несколько дней назад, и Кальперния хотела, чтобы всё оставалось чистым подольше. Она никогда ничего не имела прежде.
Кальперния поднялась на ноги и продолжила свой путь. Никто даже не обратил внимания на её минутку размышлений. Узкая улица, мраморные плиты которой рушились, словно старые кости, и были завалены мусором, была одной из самых тихих улиц в Минратосе. Те немногие, которые шли по этой улице – эльфы, согнувшиеся под тяжелыми мешками, солдаты, копья и доспехи которых сверкали на солнце, священник в плотных одеждах – могли быть в местах и получше.
Как и Кальперния. В любой день может прийти весть, и ей придётся покинуть Минратос. Если она собиралась проститься, то это следовало сделать подобающим образом.
Идя вниз по улице, по её кривым переулкам, она попала на рынок на площади Трех императоров. Три статуи, которые дали площади её имя, стояли вокруг вяло работающего фонтана в её центре. Минуя толпу граждан, уличных музыкантов и торговцев, Кальперния направилась в сторону, откуда доносился сладкий, душистый ветерок к лотку, в котором продавались духи и благовония. Продавщица была окружена несколькими чумазыми детьми, клянчащими у неё монеты; один мальчик вскрикнул, когда у его ног разбился кусок угля.
- Пошли вон, - прорычала продавщица ладана, размахивая ещё одним куском, и дети убежали. – Проклятые беженцы не понимают, когда им говорят «нет», - добавила она, когда приблизилась Кальперния, а потом её лицо расплылось в милой улыбке. – Чего изволите сегодня, госпожа? Жасминовое масло для ваших прекрасных волос? Или вот это редкое эфирное масло из таханиса, добытое для вас в диких джунглях Пар Воллена?
Краснея, Кальперния посмотрела на прилавок и на все его ароматные роскошества. Она могла купить жасминовое масло, поняла Кальперния, или любую из этих сверкающих как драгоценности склянок, и это будет принадлежать ей навсегда. Она могла пойти к другому продавцу и купить сладостей. А потом сесть у фонтана и съесть их. Она могла провести весь день в купальне; она могла купить билет на корабль и уплыть к теплым, дальним морям. Она могла делать всё, что угодно.
Мариус, если бы ты видел меня сейчас.
Кальперния заставила себя остановиться. Сегодня она уже достаточно думала о прошлом. Пора перейти к делу.
- Мне нужны благовония, - сказала она. - Ладановая смола. Это для... старого друга.
Хозяйка благовоний приподняла брови и наклонилась к небольшому запертому сундуку, спрятанным под лотком.
- У госпожи превосходный вкус. Сколько?
- Для приношения, - ответила Кальперния, потом, с головой, кружащейся от возможности иметь что-то, добавила: - Для щедрого приношения.
Паромщик это заслужил.
Пока торговка отмеривала смолу, Кальперния осматривала рынок; позади жонглера, играющего цветными деревянными шестами, группа плохо одетых бедолаг, нагруженных тяжелыми тюками, ковыляла через рынок, глядя на всё запуганными глазами. Люди начали насмехаться.
- Так много беженцев в эти дни, - проронила торговка благовониями, проследив за взглядом Кальпернии, и взвесила свой товар. – Кунари снова провели атаку.
- Это не правильно, - сказала Кальперния.
- Безусловно! В городе итак полно попрошаек...
Но Кальперния смотрела не только на беженцев, но и на обросший лишайником крошившийся камень площади, на которой они стояли, и на стареющие башни Минратоса, возвышающимися вдалеке. Она подумала о кунари, терзавших береговые поселения своими дредноутами, о некогда могучем Имперском Тракте, по которому тевинтерцы пересекали континент. Теперь же, он представлял собой не более, чем тропу из полуразрушенного мрамора, заросшую поселениями.
- Жители величайшей империи Тедаса, ставшие нищими по прихоти варваров, - тихо произнесла Кальперния. – Всё, что создал Архонт Дариниус, превратилось в это. Когда-то наши города были непобедимы, наше влияние – безгранично. Эти дни должны возвратиться.
Продавщица ладана сморгнула, и Кальперния подумал, что, возможно, свободные люди так не говорили. Чтобы сгладить ситуацию, она достала мешочек с монетами и протянула женщине несколько монет.
- Мой ладан?
Продавщица посмотрел на монеты.
- Ещё половину, госпожа. Ладан приходит по высокой цене в эти дни.
На лице Кальпернии застыла улыбка; она не знала, сколько будет стоить ладан. Она нарочито положила монету за монетой в ладонь продавщицы.
- Мой обычный поставщик берет намного меньше, - сказала она, беря в руки маленький мешочек ладана, надеясь, что ведёт себя с подобающим достоинством.
Продавщица ладана поклонилась. Кальперния отвернулась, чувствуя, как краска заливает её шею. Но торговка была вежлива, несмотря на её замешательство. Она видела в Кальпернии мага, и вела себя с надлежащим почтением.
Мага, подумала Кальперния и выпрямилась.
Она пересекла рынок, и направилась к западной арке, которая вела вглубь города. На её пути оказались двое беседующих друг с другом одинаково нахмуренных магистров, а вблизи стояли наготове и выстроенные в линию рабы и телохранители.
Когда Кальперния поближе, так близко, что могла разглядеть их лица, один из них посмотрел в её сторону. Сердце Кальпернии подскочило, и она резко свернула с дороги, не нарушая при этом шага. Отойдя на другую сторону улицы, на безопасное расстояние, она обернулась назад, посмотрев на магистра справа, мускулистого мужчину в серебристо-серых одеждах, с узнаваемым ожогом на щеке, похожим на перевёрнутый вопросительный знак.
Это был магистр Анодаутс, человек, которого она знала лучше, чем хотела бы. Он происходил из рода Архонта Ишала, и, по традиции, его семья отвечала за состояние огромных големов-Джаггернаутов, которые стояли за воротами Минратоса, храня своё затянувшееся молчание. Они даже получали за это деньги от городской казны. Но Анодатус, казалось, думал, что деньги лучше тратить на роскошные вечеринки, азартные игры, и гномьи безделушки. Кальперния знала это, потому что подавала мятный чай ему и его последней глупо хихикающей пассией, стояла и слушала, как он хвастался, или заставляла себя улыбаться, когда его «остроумие» жалило, как скорпион.
Поэтому, даже сейчас, когда она была разодета, а её светлые волосы были уложены, с макияжем, который подчеркивал её мягкие карие глаза, магистр Анодатус мог признать в ней ту рабыню.
И он захочет узнать, что стало с хозяином Кальпернии.
Кальперния пошла в другом направлении. Не надо заставлять паромщика ждать.
***
Кальперния оказалась на рабском рынке, когда она только-только научилась стоять. Ее первым воспоминанием было то, как ее прижимали со всех сторон - тела, запах пота, и звук плача, потом её вывели на торговую площадь, а затем она попала в свой первый. Пока она была ещё достаточно мала, чтобы ползать по дымоходам и под полом, Кальперния работала под лестницей, как правило, на коленях и с щеткой в руках. Так она научилась слушать через стены: рассказы, скандалы и откровения.
Некоторые подвалы в Минратосе соединялись с древними катакомбами, проложенными в камне под городом. Никто не знал, как далеко они шли. Воздух, который шел из тех мест, был древним и загадочным. Однажды, подметая винный погреб, маленькая Кальперния нашла глубокую трещину в плитах между двумя огромными бочками. Она почувствовала, как из трещины подул легкий ветерок.
Приложив своё маленькое ушко к щели, она услышала, как откуда-то издалека доносилось эхо - песни, рыданий, или шепота, слишком разборчивое, чтобы быть игрой ветра, и слишком жуткое, чтобы принадлежать человеку. Эти звуки ещё долго приходили к ней во сне.
Пока она трудилась на кухне и чердаках, или под горячим солнцем Минратоса, время шло, и пока из маленькой девочки Кальперния вырастала в стройную молодую женщину, её перепродавали из дома в дом, где её часто не замечали, а ещё чаще хлестали кнутом. Шрамы были одновременном предметом её злости и гордости, но она знала, что могло быть гораздо хуже. Было что-то в Кальпернии, что напрягало её хозяев, и это останавливало их руки, когда они могли избить её до потери сознания. Вместо этого, ей поручали выполнять задания в сомнительных районах города, чистить загадочно-запечатанные комнате, или передать сообщения в Арену Испытаний с наступлением темноты.
Она шла настороженно, но никогда не перечила. Кальперния не боялась ни темноты, ни шепота из пустых комнат – ни странных снов, иногда посещавших её.
Остальные рабы не так спокойно относились к её странностям.
- Ты говорила во сне вчера ночью, - обвинила её одна из девушек с кухни в один из вечеров, когда она вернулась в комнаты уставшая и со стёртыми ногами. - Странные слова. Не на Тевине.
- Я... Может быть. Я не пом-
- Это не нормально, - перебил её один из купальщиков, скрестив руки на своей массивной груди.
- Я не могу контролировать себя, когда сплю!
- Но ты можешь спать в другом месте, - сказал кто-то другой. – Иди в конюшни. Ты нам мешаешь.
Кальперния подчинилась, и устраивалась спать на соломе со слезами на глазах и с болью, которая была хуже любой порки. У неё не было ни семьи, ни дома, никого во всём мире, кроме её собратьев по рабству. Но они, видимо, даже не понимали, как много они значали. Бегая по поручениям, она поняла, что рабство было кровью и воздухом Минратоса, пусть даже большинство рабов в своём отчаянии перестали считать себя людьми. Некоторые переставали думать вообще.
Там, в рабских комнатах, она была горела желанием поделиться с ними этими мыслями, но они только смотрели на неё. Не слушали. Какую бы странность её хозяева не видели в ней, другим рабам она была не по душе.
В конце концов, Кальпернию снова продали. Видимо, её недавняя хозяйка обратилась к своим должникам, потому что Кальперния оказалась в доме магистра.
Для раба в Минратосе это было поворотной точкой. Момент в жизни, после которого судьба может повернуться в любую сторону. С одной стороны, магистры жили так хорошо, что их рабы могли позволить себе лучшие из отходов. С другой стороны, многие шептались, что некоторые магистры использовали своих рабов, чтобы подпитывать их кровью свои магические ритуалы.
Наслушавшись таких историй, Кальперния, придя в дом магистра Эрастенеса, первое время ходила напуганная, словно трусливый котёнок. К счастью, её новый хозяин был не магом крови, а учёным, специализирующимся на изучении Древних богов. Большая часть огромного запыленного особняка Эрастенеса была завалена книгами и древними реликвиями, а в фойе, угрожающе возвышаясь над посетителями, стояла треснутая статуя дракона, когда-то охранявшая врата храма Разикале, ещё до того, как он стал Кругом.
Рабов в доме было немного, и Кальпернии пришлось заниматься всем – убираться, бегать по поручениям, и отскабливать грязь от рассвета до полуночи. Эрастенес был не так стар, но у него болела спина и плохо работали легкие, поэтому большую часть времени он проводил взаперти со своими реликвиями или проводил ритуалы со своим коллегой, этим напыщенным магистром Анодатусом, со шрамом на щеке. Самые болезненные наказания – от рук Сорки, мрачной гномки-надзирательницы – доставались ей, когда она нарушала покой хозяина, чего было бы легче избежать, если бы Эрастенес не оставлял за собой бардак.
В тот день Кальперния, как обычно, несла тяжелые ведра воды через весь двор на кухню. Руки ужасно ныли, и она поставила ведра на землю и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Взгляд Кальпернии упал на дверь покоев, куда, как ей сказали, рабам ходить было нельзя. Но, проскользнув через эти комнаты, она могла бы сократить дорогу через это крыло дома и пройти по коридору для прислуги на кухню, а не тащить ведра по окружному пути.
Покусывая губы, она открыла дверь и заглянула внутрь. Никого не было видно. На мраморный пол, гладкий и прохладный, как сливки, легла её длинная тень.
Изнывающая от пота и жары, Кальперния решилась войти внутрь и облегченно вздохнула, и в этот момент что-то привлекло её внимание. Идеальную поверхность пола портили нарисованные на нем странные розовые и серебристые символы.
Осторожно присев на корточки, Кальперния потянулась к одному из них, и-
- Осторожно, - предупредил её чей-то голос. Сердце Кальпернии на мгновение застыло.
У противоположной стены по стойке смирно стоял один из телохранителей. В отличие от большинства неповоротливых громил, которые сопровождали магистров по городу, он был молод, и под его броней угадывалось относительно худощавое тело. Каштановые волосы раба были коротко пострижены, чтобы можно было носить шлем.
Он кивнул на символы.
- Охранные знаки. Остались от одного из вчерашних экспериментов хозяина и магистра Анодатуса. Я бы не стал трогать.
Кальперния выпрямилась и привела себя в порядок.
- Я знаю тебя, - сказала она, чувствуя необходимость что-то сказать, чтобы успокоить своё скачущее сердце. - Ты Мариус. Ты сломал запястье того вора в прошлом месяце.
- Он выживет, - ответил Мариус, - чего нельзя будет сказать о тебе, если коснешься этих проклятых магических знаков. Смотри под ноги.
Кальперния снова посмотрела вниз на символы. Магия. Мощь, которую она видела ещё маленькой девочкой, мощь Магистериума. Корень всего. Изящные символы, казалось, плясали на полированной поверхности.
- Они прекрасны, пусть даже они и опасны, - пробормотала она.
- Хорошо, что не всё красивое в этом мире опасно, сказал Мариус. Кальперния резко взглянула вверх и увидела слабое подобие улыбки на его лице. Он-?
Мариус огляделся, затем отворил дверь рядом с ним.
– Ты же хочешь срезать, да? Иди. Я никому не скажу.
Кальперния взяла ведра и направилась к двери.
- Спасибо, - поблагодарила она, поравнявшись с ним, - и спасибо за предупреждение, но... - Она посмотрела на его большие руки, которые сломали руку вора. – Я не боюсь опасностей.
Улыбнувшись, Кальперния ушла.
После этого она стала видеться с Мариусом чаще. Или, возможно, она просто стала замечать его присутствие. Мариус служил одновременно телохранителем Эрастенеса и охранником дома, так как в доме было много древних реликвий, но было видно, что Мариус был одарен такими способностями и скоростью, которые совсем не требовались простому телохранителю. Кальперния часто замечала, как Сорка, надзирательница, иногда смотрела на тренировки Мариуса, скрестив на груди свои массивные руки и задумчиво нахмурив брови.
Понемногу, осторожность Кальпернии в доме магистра сменилась любопытством. Она стала украдкой бросать взгляды на тома своего хозяина, пока протирала их от пыли. Со временем её взгляды стали задерживаться дольше. Буква за буквой, слово за словом, она стала учить себя читать по этим книгам, уважая силу, которое чтение давало её господам.
Книги были мудрыми и щедрыми друзьями. Они стали ей хорошей компанией, когда Кальперния в этом так нуждалась. Хоть она и пыталась приблизиться к другим рабам этого дома, её вновь оттолкнули – и вновь из-за её снов и идей.
Почти все.
- Никто не слушает меня, - сказала она одним поздним вечером в библиотеке, перелистывая пыльный гримуар, полный длинных слов, которые она пока не могла еще расшифровать. – Мы, рабы, совсем не слушаем друг друга.
- Я тебя слушаю, - возразил Мариус. Он охранял двери библиотеки, хотя, возможно, не с той стороны, которую имела в виду Сорка. – Только идиот не станет слушать такой сладкий голос.
Кальперния покраснела, но продолжила перелистывать.
- Подхалим.
- Ты ждешь от них слишком многого. Ты носишь имя Кальперния и говоришь людям, которые носят лохмотья и ютятся в углах, что они самые важные люди в империи. Что они должны сказать?
- Им ничего не нужно говорить, особенно пока Сорка следит за ними. "Ключ к мудрости лежит в тишине". - Эта строчка из стихов Думата была любимой фразой Кальпернии. – Им просто нужно понять, как они ценны, даже в качестве рабов, и что они могли бы сделать, если бы были свободны. Им нужно открыть свои глаза.
- И увидеть что? Старые дворцы и прогнивших магов, льющих кровь рабов, как воду? Даже этот твой паромщик-
Кальперния резко обернулась к нему.
- Так не должно быть! - Она ударила кулаком по гримуару. - Империя была другой. Когда тратилась жизнь человека, она что-то значила, что-то приносила взамен. Если бы рабы имели голос, который мог донестись до ушей Архонта...
Она замолчала, стараясь подыскать нужные слова, и Мариуса погрустнел лицом.
- Извини, - он вздохнул и улыбнулся. – Почитаешь мне что-нибудь из книги? Только не про магов на этот раз.
- Не думаю, что это сборник рассказов.
Кальперния положила гримуар обратно, и начала разминать занывшую шею, когда случайно её взгляд скользнул вверх, на потолок библиотеки. Обычно Кальперния смотрела только на пыль, и никогда – на потолок. Внутренняя сторона купола была покрыта темно-синей гладкой краской, а на ней золотыми узорами были выложены созвездия, каждая звезда в которых была сделана из позолоченного стекла.
- Тогда, вот история, - сказала она, все ещё запрокинув голову и глядя на расписные созвездия. – Жила-была девушка, так увлеченная своей работой, что забыла, как смотреть на небо. И все, кого она знала, тоже забыли. Звезды там, но она не помнит, почему нужно на них смотреть.
К ней метнулась тень, и в мгновение ока лицо Мариуса затмило собой созвездия над её головой. Его дыхание было сладким. Он нежно приподнял кончик её подбородка.
- Расскажи сразу конец, - сказал он ей.
Кальперния провела пальцем по его щеке и остановилась на его губах.
– А в конце была тишина.
Свеча на столе рядом с ними закончилась и погасла.
Они вели себя так скрытно, как могли. Но таланты Мариуса привлекали всё больше и больше внимания. Даже Кальперния понимала, что они тратятся впустую, пока Мариус служит в качестве телохранителя. При правильной подготовке он мог стать талантливым ассассином или даже убийцей магов. Для любого магистра такой раб был бы не только предметом гордости, но и способом поднять своё политическое влияние. Но Кальперния успокаивала себя тем, что Эрастенес не заботился о таких вещах и знал только свою работу. Что всё будет хорошо.
Когда это произошло, то всё было болезненно быстро. Кальперния вернулась с рынка, таща на себе мешок овощей, и увидела Эрастенеса, который разговаривал с невысоким, но сильным мужчиной. Даже будучи усталой, Кальперния узнала Ненеалуса – тренера, готовившего лучших бойцов в городе; конечно, такими становились те, кто выживали. Она сразу поняла, за кем он пришел. Бросив овощи на кухне, она промчалась по особняку, из комнаты в комнату, и с каждой новой дверью её взгляд становился всё безумней, пока она окончательно не поняла, что Мариуса уже не было.
Не было никаких прощаний. Монеты перетекли из рук в руки, договор был подписан, и дело было сделано. Кальперния высматривала имя Мариуса на расписании каждый раз, когда рабы Ненеалуса вешали списки на рынке, но она никогда не видела его. Когда по особняку ходили слухи о его судьбе, она отказывалась их слушать. Она отказывалась представить себе разбитый шлем или кровь на горячем песке арены.
Кальперния твердила себе, что уже видела, как неожиданно продают или убивают других рабов. Что в Минратосе такая же история повторяется каждый день. Но вместо того, чтобы успокоить, эта мысль – мысль о том, что такое было обычным делом – угнетала. Слёзы, которые были, иссякли.
Нуждаясь в утешении, Кальперния возобновила свои тайные визиты в библиотеку, но они не приносили ей покоя. Однажды ночью, когда она усердно пыталась произнести слово, которое никогда до этого не видела, мысли в её голове застряли так надолго, что гнев в её груди взорвался удушающим облаком. В ярости, она захлопнула книгу.
И та загорелась.
Её крик, разбудивший весь дом, лишь отчасти был результатом её страха. В остальном, это было ликование.
Магистр Эрастенес вызвал её следующим утром, и нахмуренно, словно сова, изучал её в течение нескольких минут. Кальперния стояла перед ним на коленях, сжимая в руках разрушенную книгу. Радость, которую она испытала прошлой ночью – сила, наконец, сила – сменилась страхом. Раба с магическим талантом нужно было обучать, иначе его хозяин в один день мог обнаружить в рабских комнатах вопящего и уродливого одержимого. Но, убирая его комнаты, Калперния часто слышала, как Эрастенес ворчал, что ему нельзя отвлекаться. Он мог просто продать её. Или использовать для эксперимента.
Кальперния взглянула на своего хозяина, прекрасно осознавая, что для Эрастенеса этот момент – момент, решающий её судьбу – был не более, чем ещё одной помехой его исследованиям. Никогда ещё она не осознавала так четко, что само её существование принадлежит другим, и этот кто-то мог попросту выбросить её жизнь. Возможно, Мариус чувствовал то же самое.
В конце концов, Эрастенес вздохнул и сказал Сорке, стоявшей над склоненной Кальпернией:
- Полагаю, придётся начать с самых азов.
Кальперния от облегчения улыбнулась - впервые за несколько недель.
Эрастенес научил её контролировать свои силы, и она с энтузиазмом изучала свои пределы, вызывая огонь на своей ладони. Как ни странно, когда о её магии стало известно, другие рабы заметно потеплели к ней. Если раньше её считали просто странной, то теперь у них появилось слово, которым они могли назвать причины своего страха, а с этим знанием они могли жить. Кальперния снова спала в рабских комнатах, и спала хорошо. Когда она взволнованно рассказывала им что-то во время ужина, некоторые рабы подтягивали свои стулья поближе, чтобы послушать её.
Но как только Эрастенес убедился, что она овладела своей магией, он вернулся к себе в кабинет и закрыл дверь. Кальперния осталась стоять с метлой в руках вместо посоха. Какое Эрастенесу дело? В его доме царили мир и покой.
Жаждя чего-то большего, хоть чего-нибудь, Кальперния тайно вернулась к книгам Эрастенеса о древнем Тевинтере и Древних Богах, но теперь с более глубоким пониманием. Всегда было что-то ещё. Выполняя поручения в городе, она навещала паромщика и пересказывала ему, что узнала: эпические поэмы, написанные в честь Уртемиэля, Дракона Красоты, походы давно умерших императоров, Имперскую Песнь Света.
Но её голод по-прежнему был неудовлетворен. А спокойный нрав Эрастенеса только всё ухудшал. Если бы он злобно избивал или унижал её, Кальпернии было бы куда направить огонь, пылавший внутри неё. Но Эрастенес только копался в своих реликвиях или проводил опыты вместе с Анодатусом, не обращая внимания на все остальное.
Чем больше она узнавала об истории Тевинтера, тем больше она начинала видеть то же безразличие всюду в современном Минратосе. У рабов, по крайней мере, была веская причина – они были заняты трудом. Магистериум же занимался мелкими склоками, забывая, что на стенах Минратоса по-прежнему оставались трещины от последнего штурма кунари; огромные големы Джаггернауты, которые должен был восстановить Анодатус, молчали; и по всей империи меж плитами улиц рос мох. Но разве это было важно, когда твой противник был унижен на этой неделе? Огромнейшая империя Тедаса, возведенная древними героями, и Магистериум принимал это как должное. Они не заплатили ни монеты за то, что они имели.
«Вы же маги!!» хотелось кричать Кальпернии, когда Эрастенес приглашал к себе гостей и коллег, или просто товарищей, на чашечку ароматного чая, поиграть в шахматы, или посплетничать. "Древние построили величайшую империю в Тедасе мудростью и завоеваниями! Теперь же, единственные кто приносит себя в жертву Тевинтеру, это рабы, в то время как вы тратите всё свое время на... показуху! Песнь была права. Почему вы ничего не делаете, когда вам по силам всё, что угодно?"
- Это она? – спросил в один день магистр Анодатус, когда Кальперния наклонилась, чтобы пополнить свою чашку, он схватил её за подбородок. – Она кажется полусломанной. Не кланяется старшим – и эти смелые глаза. Вам следует отправить её в Круг. Возможно, её качества... смогут купить вам хоть немного влияния".
Кальперния застыла – она знала, что под "качествами" он имел в виду кровь раба, способного к магии. Анодатус резко повернул её голову в сторону, потом в другую, изучая девушку. На секунду она вспомнила Мариуса в библиотеке; но даже боль этого воспоминания была ничем, по сравнению с испытываемым ею унижением. С рабами никогда не церемонились, но схватить её так, прямо перед её хозяином, было...
- Оставь бедную девочку в покое, Анодатус, - сказал Эрастенес, махнув рукой. – Кальперния, принеси пирожные."
С ухмылкой, Анодатус отпустил рабыню. Кальперния заставила себя держать нейтральное выражение лица, вонзив ногти в ладони.
Той ночью, лежа на своей койке, предварительно чисто выскоблив лицо там, где её касался Анодатус, она изучала свои изуродованные, огрубевшие руки. Кальперния знала, что обладала сильным магическим талантом, идущим так же глубоко, как катакомбы под городом. Но этого было не достаточно. В Тевинтере для настоящих перемен нужна не только магия, но и политическая власть. Она была готова завоевать эту власть, чтобы дать людям, таким как она, хоть какой-то путь вверх, если бы только Эрастенес взял её в ученицы. Но когда она попыталась сформулировать эти слова, он посмотрел на неё своими совиными глазами и вернулся к своим книгам. В конце концов, она была лишь рабыней.
Кальперния отчаялась. Она мечтала, что сбежит в город, когда её отправят на следующее задание. Но беглого раба, обладающего магией, в Минратосе найдут за несколько дней. И так будет в любом городе Тевинтера. Если она и должна была достичь чего-то, помимо этого нищего существования, то её лишили этого, дав настолько низкое происхождение. И так было со всеми рабами.
На этом месте её история могла закончиться. Она могла сдаться и стать ещё одной рабыней с мертвым взглядом, пока её магия угасала бы день за днём. Но пришел её Учитель, и все изменилось.
В тот день Кальперния помогала переносить тяжелые мешки в подвалах. После этого она заснула, как убитая, от изнеможения. Но посреди ночи она проснулась и резко села в кровати, чувствую кристальную ясность в голове. И ещё - что в доме был кто-то странный. Кальперния уже знала, что такое огромная сила, она ощущала её прежде, когда Эрастенес выполнял сложные заклинания во время своих исследований. Но это была сила совершенно другого уровня. Это было возносящее, вибрирующее ощущение, которое заставило её сразу вскочить с постели: иди и посмотри, иди и посмотри.
Она шла по темному дому, ведомая этим чувством, словно оно было её фонарем. Услышав голоса в фойе, она выглянула из-за двери. Большая статуя дракона была залита лунным светом. А у её ног распростерся Эрастенес, взирая снизу вверх на возвышавшуюся над ним худощавую фигуру, покрытую темно-синим плащом.
- ...насколько я слышал, - говорила фигура тихим, гортанным голосом. - Но любые реликвии Думата мои по праву. Вы несогласны?
Эрастенес издал хриплый звук. Кальперния шумно сглотнула, и тот, кто был в плаще, посмотрел прямо на неё. Первое, что она увидела - глаза, выглядывавшие из-под капюшона, один - темно-янтарного цвета, а другой – беспощадно бледный, на ужасно изуродованном лице. Но Кальперния жила в Минратосе всю жизнь. Она уже видела шрамы, оставляемые магией.
Кальперния вышла вперед и встала прямо перед гостем. Она словно увидела саму себя его глазами, почувствовала себя чистым белым пламенем, отбрасывающим назад контрастные тени от всего, через что она прошла.
- Кальперния, ты призвана, - сказал он.
Она смотрела, гадая, откуда он мог знать её имя. Через некоторое время посетитель кивнул.
- Ключ к мудрости лежит в тишине. Думаю, ты уже это знаешь.
Кальперния сморгнула, когда услышала эту фразу, и затем поклонилась – чего она никогда не делала для гостей хозяина. Краем глаза она видела, как Эрастенес пристально смотрел на неё, не произнося ни слова.
- Я пришел за реликивиями, которые оказались здесь не по праву, - продолжил гость. - Тем не менее, я нашёл больше, чем мог себе представить.
Он провел рукой близко к ее лицу. Кальперния вздрогнула, но он к ней не прикоснулся. От его плоти шел странный запах, как от давно высохшего трупа, обложенного пылью и благовониями.
- Твоя сила безмерна. Возможно, защитница. Да. Ты последуешь за мной, если я попрошу?
- Последую куда? - спросила она, ошеломленная.
- Построить мир, лучший чем этот, - посетитель с почти благоговением посмотрел на статую дракона. - Это место уже наполовину свято для богов. Вместо них, и во имя их, приду я. И этот жалкий смотритель, - добавил он, переведя взгляд на Эрастенеса. – Разве можно придумать более подходящее место, чтобы начать восстановление Тевинтера?
- Переделать Империю?
- Это не империя, - ответил посетитель. - Не по сравнению с тем, что было. Пока нет.
Кальперния посмотрела на своего старого хозяина, распростёртого на полу. Его глаза были выпучены от страха. Она почувствовала укол боли, но её презрение был сильнее её жалости. Эрастенес обладал магией, богатством, местом в обществе – и Тевинтер ничего не получил от его существования. Он мог бы не существовать вообще.
Она повернулась к мрачной, страшной фигурой перед ней и ответила:
- Я пойду с тобой.
- У меня есть святилища в городе, - рассказал он ей позже, когда она начала думать о нём, как об Учителе. К этому времени он уже научил её таким шедеврам магии, по сравнению с которыми уроки Эрастенеса казались ничтожными. Его сила была огромна. Она начинала понимать, как этот человек одним лишь словом напугал Эрастенеса – далеко неслабого магистра – в его собственном доме, и ей хотелось узнать больше. - Мои слуги позаботятся о твоём одеянии перед тем, как мы уйдем. Не рабыня ты более, но мой лейтенант и ученица. Мои сторонники, венатори, собираются в тайне в ожидании дня нашей славы. Докажи себя, и ты сможешь подняться и вести их, как и подобает твоей силе.
Её сердце переполнилось так сильно, что стало больно ушам. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что еще он сказал.
- Вы говорите, "уйдем"?
- Нас ждёт много дел в других местах. Я покину это место сегодня. Заверши мои дела в городе, и следуй за мной, когда придёт весть. Тогда, мы больше поговорим о твоей роли.
- У меня... у меня тоже есть своё дело. - Другие рабы сбежали из особняка прежде, чем она смогла поговорить с ними, Мариуса не было, но паромщик никуда не уходил. Возможно, это был сентиментально, но она хотела хотя бы один раз попрощаться правильно. - Я хочу попрощаться со старым другом.
Кальперния ожидала, что её Учитель посмеется над ней и приготовила жесткий ответ. Но вместо этого он сказал:
- Попрощайся со всем, о чем будешь жалеть.
Она не спросила, что он сделал с Эрастенесом.
Дела её Учителя быстро подошли к концу. Она посетила несколько домов в городе, где жили сторонники венатори, и в каждом ей передавали дары для её Учителя: толстые письма со странными печатями, руны, таинственные карты, похожие на эльфийские, и тяжелый мешок, запечатанный свинцом. Она принимала их с благосклонностью.
Менее вежливы были те, кого её Учитель называл лидерами венатори. В их домах Кальперния сидела на краю стула, потягивая чай или перебирая ароматные семена граната – вкус которых был слаще, чем раб вообще мог себе представить – терпя искусно завуалированные колкости, которые напомнили ей о магистре Анодатусе. Кальперния быстро поняла, что они не собираются воспринимать её в качестве равноправного венатори, несмотря на расположение её Учителя и её чистый магический талант. С этим она планировала разобраться. Вспоминая самые кровавые истории, которые она читала в библиотеке, Кальперния пила чай, вежливо улыбалась, и выжигала их имена в своей памяти.
Но остальные - ученые, философы, будущие охотники – эти мужчины и женщины, столбы, на которых покоилась Империя, вежливо кланялись в её присутствии и говорили с ней, как с равной. Кальперния, держа спину прямее, чем когда-либо в жизни, отвечала подобно героям тевинтерских легенд. Эти венатори видели цель и знали ставки – так же ясно, как и она – они были тем, кем должен был быть Эрастенес. В ее Учителе, они видели воплощение не только безмерной силы, но и божественного замысла; Кальперния уже видела его мудрость и провидение. Теперь, когда Древние Боги ушли, а Создатель замолчал, нужны были силы бога, чтобы построить новый мир. Кальперния знала, что он обладал такой силой.
Хотя она и другие венатори только стояли на пороге возрождения Тевинтера и окончательного триумфа её Учителя, Кальперния чувствовала большое значение в каждом сказанном слове. Освобожденная, она чувствовала большое значение во всем.
***
Теперь, вдали от площади Трех императоров, держа в руках мешочек с ладановой смолой, она радовалась дню. Настроение портило только лицо магистра Анодатуса, этого старого изуродованного козла, который имел наглость, чтобы схватить её лицо за чашкой чая.
Кальперния свернула вниз по длинным улицам Минратоса, прислушиваясь к крикам морских птиц и стукам молотков из палаток гномов торговцев. Мешочек с ладановой смолой был надёжно заправлен за поясом. Его тонкий аромат смешивался с другими запахами города: дыма, соли океана, пекущегося хлеба, грязи из помойки и досок из верфей.
Когда Кальперния оказалась в западной части города, дуновение ветра принесло ещё один запах – аромат цветов и зелени. Она завернула за угол и увидел огромную Арену состязаний в центре города, где воины сражались за честь и славу. Здание было построено в форме носа корабля, построено гномами из темного камня, с пышными садами с террасами, спускающимися вниз по стенам. Как обычно, на входе теснилась толпа, жадная до рёва победы. Над головой кружили белые птицы.
Этот вид тронул сердце Кальпернии. Потом она повернула голова в сторону; она заметила, как в толпе мелькнуло что-то серебристо-серое. Цвет одежды магистра Анодатуса. Но его нигде не было видно.
Она стояла, насторожив все свои чувства. Возможно, ей показалось?
Кальпернии никогда ничего не мерещилось. Она ускорила шаг. Нужно покончить с этим побыстрее, пока ей не помешали.
На западе от Арены испытаний находился двор, где, окруженная тропами из гравия и ухоженными деревьями, стояла статуя паромщик. У его ног сидела каменная кошка, а на плече – каменный ворон. Накинув капюшон поверх головы, паромщик стоял, опираясь на палку, и окидывал весь город своим благородным, спокойным взглядом.
- Аванна, старый друг, - приветствовала его она.
Было много статуй, посвященных Архонту Дариниусу – основателю Империи, магистру, пророку, и Верховному королю, но эта была для ней особенной. В день той дуэли магов, когда проигравший превратился в пепел, полный того, чего она видела и не понимала, та светловолосая девочка споткнулась здесь и обнаружила над собой статую. Она была слишком мала, чтобы знать всю его историю – Кальперния помнила, что сначала она потянулась к каменной кошке - но она почувствовала силу Дариниуса и успокоилась. Она часто возвращалась сюда, рассказывая ему свои страхи и сны.
Теперь, наконец, у Кальпернии было что-то более стоящее.
Она положила благовония в чашу у подножия статуи. Отточенным щелчком пальцев, она пожгла угольный кирпич. От чаши поднялся ароматный дым.
Кальперния обхватила себя руками. Клубы дыма, словно волны, качающие лодку, подкатывали к статуе. Дариниус Паромщик было ещё одним его именем, после того, как он получил видение, изменившее его жизнь. Сегодня архонты носили кольцо Паромщика, показывающее Дариниуса в этом облике, как символ их власти.
Они не сделали ничего, чтобы заслужить её.
- Ты пришел из ничего, - сказала она статуе. – Твоя мать-королева была вынуждена спрятать тебя от врагов; ты рос в сиротстве, не зная своё происхождение. Но твоя магия была непоколебима, как и твоё величие. Со временем, ты основал империю. Ты изменил мир.
Кальперния улыбнулась.
- И ты чтил свою приемную мать всю свою жизнь. Жрица Думата, нашедшая тебя в корзине на берегу моря, воспитала тебя, как собственного сына. Её звали Кальпурнией. Теперь, я могу прочесть её имя. Я сделаю честь этому имени.
- Думаешь, ты можешь с ней сравниться?
Магистр Анодатус стоял у входа во двор. Без его привычной ухмылки, выражение лица магистра было таким же темным, как изогнутый шрам на его щеке. По обе стороны стояли два раба, одетые в тяжелые доспехи, со скрывавшими их лица решетчатыми шлемами на головах.
- Я-то думал, что за знакомое лицо, - сказал Анодатус, подходя к ней. – Да, рабыня Эрастенеса, разодетая, как бумажная кукла, с посохом, на который у неё нет права, покупает дорогое благовоние за деньги, которые рабу не полагаются.
Гравий захрустел под его ногами.
- Твой хозяин больше не отвечает на отправленные ему послания, а его дом закрыт. Почему?
- Возможно, он сделал меня его ученицей, - сказала Кальперния, держа свой голос ровным. – А по поводу отсутствия ответов, всем известно, что он любит запираться в своём кабинете.
- Или, - возразил Анодатус, - ты покончила с ним во сне, теми маленькими хитростями, которым он тебя научил, а теперь ты стремишься подражать лучшим из нас. – По его посоху пошли золотистые узоры. - Эрастенес был моим самым ценным другом. Его знания о Древних Богах и их магии были незаменимы. Для такого, как он, оскорбительно умереть от рук рабыни.
Его присутствие давило на неё, и Кальперния отступила на шаг, крепко сжимая свой собственный посох. Полный сил магистр был грозным врагом. Анодатус мог превратить её кости в жижу, если бы захотел.
- Я не убивала его, - ответила она. - Если бы я хотела, я бросила бы ему вызов.
Взгляд Анодатуса потемнел ещё больше.
- Ты? И бросить ему вызов? Инцензор бросает вызов магистру Империи?
Как только Кальперния услышала это слово, её страх мгновенно испарился. «Инцензор» означало опасное вещество, наподобие сырого лириума или содовой соли. Это был жаргон для раба, обладающего магией - что-то опасное, но полезный, если взять его под контроль. Если его сломать....
Анодатус направил посох в её сторону. В своей ярости, Кальперния едва разглядела брошенный в неё кипящий белый сгусток силы. Она подняла руку. Она почувствовала его атаку, мир вокруг его заклинания, и стала с ним бороться. Сгусток застыл посреди пути, превратившись в замороженный шар, сияя подобно звезде - и это было легко.
Кальперния взглянула мимо, прямо на Анодатуса, застывшего от шока. В чистом, холодном от заклинания воздухе она разглядела глубокие морщины возле его глаз, легкую дрожь его рук, и тонкие шрамы на телах рабов, которые стали отступать. Кальперния поняла, что Анодатус хотел использовать их кровь, чтобы подпитать свою магию. Он насмехался над магией Кальпернии, но нуждался в жизни раба, чтобы усилить свою собственную.
Анодатус с криком стал творить следующее заклинание, но Кальперния опередила его, собрав воедино всю свою злость в жесткое, замысловатое движение посохом. Замороженный сгусток вспыхнул золотым пламенем и ударил по поднятым вверх рукам Анодатуса. Последовала вспышка, как от удара молнии, и в воздухе запахло горелым.
Когда Кальперния снова смогла видеть, Анодатус распластался на земле. Его рук не было. Вместо них болтались изуродованные обрубки, обугленные дочерна вплоть до запястий.
Со статуей Дариниуса за спиной, Кальперния взглянула на магистра, теперь скулящего у её ног.
- Ты понятия не имеешь, кто я такая, - сказала она. – Ты никогда не смотрел вниз, чтобы разглядеть то, что поджидало тебя внизу. Но когда венатори поднимутся, когда новый бог сожжет прогнившую Империю в прах, рабы Тевинтера будут свободны. Я добьюсь этого!
Она прошла мимо него, наступив на золу, когда-то бывшую его руками.
Когда она подошла ко входу во двор, рабы Анодатуса в страхе отошли от нее. Несмотря на радость победы, поступь Кальпернии дрогнула. В то время как к Анодатусу она питала лишь презрение, к этим двум была бесконечная жалость. Под этими шлемами прятались лица людей с их внутренним миром – и, возможно, скрытыми амбициями – таким же богатым, как и ее собственный. Анодатус оказался ничем, но у этих рабов даже не было возможности доказать, что они что-то значили.
- Ваши имена? - спросила она.
Рабы посмотрели друг на друга, и ничего не ответили. Но они расправили плечи.
- Я говорила правду, - сказала им Кальперния. – Это лишь начало будущего. Если вы хотите увидеть его, создать его – идите со мной.
Она ушла. Рабы взглянули на скулящего Анодатуса, на прах, развевающийся под сладким от благовоний ветром, и последовали за ней.
Спасибо за помощь второму переводчику inkuseitor
читать дальше
Кальперния присела и коснулась ладонью покрытой трещинами плиты. Да. Здесь. В этом месте, когда ей было семь лет, она увидела, как магия превратила человека в пыль.
Даже сейчас камень носил на себе отпечатки той силы. Теперь она использовала свою собственную магию, и свою память, чтобы воззвать к ней. Картина из прошлого вернулась мгновенно: вопль мужчины, пока его тело рассыпалось в пепел и искры, а затем превратилось в ничто. Она помнила шепот охваченной ужасом толпы, и мага с капюшоном на голове, который бросил заклинание и просто пошел дальше.
Позже она узнала, что для улиц Минратоса, столицы Тевинтерской Империи, такие поединки магов не были редкостью. Но это был первый поединок, который Кальперния видела своими глазами.
Не отрывая ладонь от плитки, Кальперния устремилась за увядающим остатком магии, желая вновь почувствовать себя тем ребенком: светловолосой девочкой, тощей, как палка, одна нога которой была в тряпье, заменявшим ей обувь.
Она набрела на дуэль, возвращаясь с рынка, неся на руках бутылку густого, кислого молока и горшочек с маслинами. Крики толпы и гром заставили её подойти поближе, но она не разделяла их страха. Она не сморгнула, даже когда лицо вопящего мужчины рассыпалось в прах и развеялось ветром. Это был её первый настоящий проблеск силы.
Тогда в ней вспыхнула искра, чувство, которое почти переполнило её. Бутылка кислого молока упала на землю и разбилась, оливки – рассеялись, и она пустилась в бег – не от испуга, но от чувства чего-то слишком непостижимого для маленькой девочки. Мчась так по улицам города, она оказалась в районе, который почти не знала.
- Здесь я впервые встретила паромщика, - вслух произнесла Кальперния, оторвав ладонь от плиты. – А теперь нужно с ним проститься.
Она начала было вытирать грязь с земли об одежду, но вовремя спохватилась. Вместо обычного тряпья, она теперь носила изысканные робы, из черного и синего льна, украшенные узорами. На черном поясе, обвивавшем её узкие бедра, был спрятан маленький мешочек монет. В свободной руке она держала терновый посох, а её ноги были обуты в мягкие, словно кожа младенца, сапоги. Её Учитель был щедр. Он подарил это облачение всего несколько дней назад, и Кальперния хотела, чтобы всё оставалось чистым подольше. Она никогда ничего не имела прежде.
Кальперния поднялась на ноги и продолжила свой путь. Никто даже не обратил внимания на её минутку размышлений. Узкая улица, мраморные плиты которой рушились, словно старые кости, и были завалены мусором, была одной из самых тихих улиц в Минратосе. Те немногие, которые шли по этой улице – эльфы, согнувшиеся под тяжелыми мешками, солдаты, копья и доспехи которых сверкали на солнце, священник в плотных одеждах – могли быть в местах и получше.
Как и Кальперния. В любой день может прийти весть, и ей придётся покинуть Минратос. Если она собиралась проститься, то это следовало сделать подобающим образом.
Идя вниз по улице, по её кривым переулкам, она попала на рынок на площади Трех императоров. Три статуи, которые дали площади её имя, стояли вокруг вяло работающего фонтана в её центре. Минуя толпу граждан, уличных музыкантов и торговцев, Кальперния направилась в сторону, откуда доносился сладкий, душистый ветерок к лотку, в котором продавались духи и благовония. Продавщица была окружена несколькими чумазыми детьми, клянчащими у неё монеты; один мальчик вскрикнул, когда у его ног разбился кусок угля.
- Пошли вон, - прорычала продавщица ладана, размахивая ещё одним куском, и дети убежали. – Проклятые беженцы не понимают, когда им говорят «нет», - добавила она, когда приблизилась Кальперния, а потом её лицо расплылось в милой улыбке. – Чего изволите сегодня, госпожа? Жасминовое масло для ваших прекрасных волос? Или вот это редкое эфирное масло из таханиса, добытое для вас в диких джунглях Пар Воллена?
Краснея, Кальперния посмотрела на прилавок и на все его ароматные роскошества. Она могла купить жасминовое масло, поняла Кальперния, или любую из этих сверкающих как драгоценности склянок, и это будет принадлежать ей навсегда. Она могла пойти к другому продавцу и купить сладостей. А потом сесть у фонтана и съесть их. Она могла провести весь день в купальне; она могла купить билет на корабль и уплыть к теплым, дальним морям. Она могла делать всё, что угодно.
Мариус, если бы ты видел меня сейчас.
Кальперния заставила себя остановиться. Сегодня она уже достаточно думала о прошлом. Пора перейти к делу.
- Мне нужны благовония, - сказала она. - Ладановая смола. Это для... старого друга.
Хозяйка благовоний приподняла брови и наклонилась к небольшому запертому сундуку, спрятанным под лотком.
- У госпожи превосходный вкус. Сколько?
- Для приношения, - ответила Кальперния, потом, с головой, кружащейся от возможности иметь что-то, добавила: - Для щедрого приношения.
Паромщик это заслужил.
Пока торговка отмеривала смолу, Кальперния осматривала рынок; позади жонглера, играющего цветными деревянными шестами, группа плохо одетых бедолаг, нагруженных тяжелыми тюками, ковыляла через рынок, глядя на всё запуганными глазами. Люди начали насмехаться.
- Так много беженцев в эти дни, - проронила торговка благовониями, проследив за взглядом Кальпернии, и взвесила свой товар. – Кунари снова провели атаку.
- Это не правильно, - сказала Кальперния.
- Безусловно! В городе итак полно попрошаек...
Но Кальперния смотрела не только на беженцев, но и на обросший лишайником крошившийся камень площади, на которой они стояли, и на стареющие башни Минратоса, возвышающимися вдалеке. Она подумала о кунари, терзавших береговые поселения своими дредноутами, о некогда могучем Имперском Тракте, по которому тевинтерцы пересекали континент. Теперь же, он представлял собой не более, чем тропу из полуразрушенного мрамора, заросшую поселениями.
- Жители величайшей империи Тедаса, ставшие нищими по прихоти варваров, - тихо произнесла Кальперния. – Всё, что создал Архонт Дариниус, превратилось в это. Когда-то наши города были непобедимы, наше влияние – безгранично. Эти дни должны возвратиться.
Продавщица ладана сморгнула, и Кальперния подумал, что, возможно, свободные люди так не говорили. Чтобы сгладить ситуацию, она достала мешочек с монетами и протянула женщине несколько монет.
- Мой ладан?
Продавщица посмотрел на монеты.
- Ещё половину, госпожа. Ладан приходит по высокой цене в эти дни.
На лице Кальпернии застыла улыбка; она не знала, сколько будет стоить ладан. Она нарочито положила монету за монетой в ладонь продавщицы.
- Мой обычный поставщик берет намного меньше, - сказала она, беря в руки маленький мешочек ладана, надеясь, что ведёт себя с подобающим достоинством.
Продавщица ладана поклонилась. Кальперния отвернулась, чувствуя, как краска заливает её шею. Но торговка была вежлива, несмотря на её замешательство. Она видела в Кальпернии мага, и вела себя с надлежащим почтением.
Мага, подумала Кальперния и выпрямилась.
Она пересекла рынок, и направилась к западной арке, которая вела вглубь города. На её пути оказались двое беседующих друг с другом одинаково нахмуренных магистров, а вблизи стояли наготове и выстроенные в линию рабы и телохранители.
Когда Кальперния поближе, так близко, что могла разглядеть их лица, один из них посмотрел в её сторону. Сердце Кальпернии подскочило, и она резко свернула с дороги, не нарушая при этом шага. Отойдя на другую сторону улицы, на безопасное расстояние, она обернулась назад, посмотрев на магистра справа, мускулистого мужчину в серебристо-серых одеждах, с узнаваемым ожогом на щеке, похожим на перевёрнутый вопросительный знак.
Это был магистр Анодаутс, человек, которого она знала лучше, чем хотела бы. Он происходил из рода Архонта Ишала, и, по традиции, его семья отвечала за состояние огромных големов-Джаггернаутов, которые стояли за воротами Минратоса, храня своё затянувшееся молчание. Они даже получали за это деньги от городской казны. Но Анодатус, казалось, думал, что деньги лучше тратить на роскошные вечеринки, азартные игры, и гномьи безделушки. Кальперния знала это, потому что подавала мятный чай ему и его последней глупо хихикающей пассией, стояла и слушала, как он хвастался, или заставляла себя улыбаться, когда его «остроумие» жалило, как скорпион.
Поэтому, даже сейчас, когда она была разодета, а её светлые волосы были уложены, с макияжем, который подчеркивал её мягкие карие глаза, магистр Анодатус мог признать в ней ту рабыню.
И он захочет узнать, что стало с хозяином Кальпернии.
Кальперния пошла в другом направлении. Не надо заставлять паромщика ждать.
***
Кальперния оказалась на рабском рынке, когда она только-только научилась стоять. Ее первым воспоминанием было то, как ее прижимали со всех сторон - тела, запах пота, и звук плача, потом её вывели на торговую площадь, а затем она попала в свой первый. Пока она была ещё достаточно мала, чтобы ползать по дымоходам и под полом, Кальперния работала под лестницей, как правило, на коленях и с щеткой в руках. Так она научилась слушать через стены: рассказы, скандалы и откровения.
Некоторые подвалы в Минратосе соединялись с древними катакомбами, проложенными в камне под городом. Никто не знал, как далеко они шли. Воздух, который шел из тех мест, был древним и загадочным. Однажды, подметая винный погреб, маленькая Кальперния нашла глубокую трещину в плитах между двумя огромными бочками. Она почувствовала, как из трещины подул легкий ветерок.
Приложив своё маленькое ушко к щели, она услышала, как откуда-то издалека доносилось эхо - песни, рыданий, или шепота, слишком разборчивое, чтобы быть игрой ветра, и слишком жуткое, чтобы принадлежать человеку. Эти звуки ещё долго приходили к ней во сне.
Пока она трудилась на кухне и чердаках, или под горячим солнцем Минратоса, время шло, и пока из маленькой девочки Кальперния вырастала в стройную молодую женщину, её перепродавали из дома в дом, где её часто не замечали, а ещё чаще хлестали кнутом. Шрамы были одновременном предметом её злости и гордости, но она знала, что могло быть гораздо хуже. Было что-то в Кальпернии, что напрягало её хозяев, и это останавливало их руки, когда они могли избить её до потери сознания. Вместо этого, ей поручали выполнять задания в сомнительных районах города, чистить загадочно-запечатанные комнате, или передать сообщения в Арену Испытаний с наступлением темноты.
Она шла настороженно, но никогда не перечила. Кальперния не боялась ни темноты, ни шепота из пустых комнат – ни странных снов, иногда посещавших её.
Остальные рабы не так спокойно относились к её странностям.
- Ты говорила во сне вчера ночью, - обвинила её одна из девушек с кухни в один из вечеров, когда она вернулась в комнаты уставшая и со стёртыми ногами. - Странные слова. Не на Тевине.
- Я... Может быть. Я не пом-
- Это не нормально, - перебил её один из купальщиков, скрестив руки на своей массивной груди.
- Я не могу контролировать себя, когда сплю!
- Но ты можешь спать в другом месте, - сказал кто-то другой. – Иди в конюшни. Ты нам мешаешь.
Кальперния подчинилась, и устраивалась спать на соломе со слезами на глазах и с болью, которая была хуже любой порки. У неё не было ни семьи, ни дома, никого во всём мире, кроме её собратьев по рабству. Но они, видимо, даже не понимали, как много они значали. Бегая по поручениям, она поняла, что рабство было кровью и воздухом Минратоса, пусть даже большинство рабов в своём отчаянии перестали считать себя людьми. Некоторые переставали думать вообще.
Там, в рабских комнатах, она была горела желанием поделиться с ними этими мыслями, но они только смотрели на неё. Не слушали. Какую бы странность её хозяева не видели в ней, другим рабам она была не по душе.
В конце концов, Кальпернию снова продали. Видимо, её недавняя хозяйка обратилась к своим должникам, потому что Кальперния оказалась в доме магистра.
Для раба в Минратосе это было поворотной точкой. Момент в жизни, после которого судьба может повернуться в любую сторону. С одной стороны, магистры жили так хорошо, что их рабы могли позволить себе лучшие из отходов. С другой стороны, многие шептались, что некоторые магистры использовали своих рабов, чтобы подпитывать их кровью свои магические ритуалы.
Наслушавшись таких историй, Кальперния, придя в дом магистра Эрастенеса, первое время ходила напуганная, словно трусливый котёнок. К счастью, её новый хозяин был не магом крови, а учёным, специализирующимся на изучении Древних богов. Большая часть огромного запыленного особняка Эрастенеса была завалена книгами и древними реликвиями, а в фойе, угрожающе возвышаясь над посетителями, стояла треснутая статуя дракона, когда-то охранявшая врата храма Разикале, ещё до того, как он стал Кругом.
Рабов в доме было немного, и Кальпернии пришлось заниматься всем – убираться, бегать по поручениям, и отскабливать грязь от рассвета до полуночи. Эрастенес был не так стар, но у него болела спина и плохо работали легкие, поэтому большую часть времени он проводил взаперти со своими реликвиями или проводил ритуалы со своим коллегой, этим напыщенным магистром Анодатусом, со шрамом на щеке. Самые болезненные наказания – от рук Сорки, мрачной гномки-надзирательницы – доставались ей, когда она нарушала покой хозяина, чего было бы легче избежать, если бы Эрастенес не оставлял за собой бардак.
В тот день Кальперния, как обычно, несла тяжелые ведра воды через весь двор на кухню. Руки ужасно ныли, и она поставила ведра на землю и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Взгляд Кальпернии упал на дверь покоев, куда, как ей сказали, рабам ходить было нельзя. Но, проскользнув через эти комнаты, она могла бы сократить дорогу через это крыло дома и пройти по коридору для прислуги на кухню, а не тащить ведра по окружному пути.
Покусывая губы, она открыла дверь и заглянула внутрь. Никого не было видно. На мраморный пол, гладкий и прохладный, как сливки, легла её длинная тень.
Изнывающая от пота и жары, Кальперния решилась войти внутрь и облегченно вздохнула, и в этот момент что-то привлекло её внимание. Идеальную поверхность пола портили нарисованные на нем странные розовые и серебристые символы.
Осторожно присев на корточки, Кальперния потянулась к одному из них, и-
- Осторожно, - предупредил её чей-то голос. Сердце Кальпернии на мгновение застыло.
У противоположной стены по стойке смирно стоял один из телохранителей. В отличие от большинства неповоротливых громил, которые сопровождали магистров по городу, он был молод, и под его броней угадывалось относительно худощавое тело. Каштановые волосы раба были коротко пострижены, чтобы можно было носить шлем.
Он кивнул на символы.
- Охранные знаки. Остались от одного из вчерашних экспериментов хозяина и магистра Анодатуса. Я бы не стал трогать.
Кальперния выпрямилась и привела себя в порядок.
- Я знаю тебя, - сказала она, чувствуя необходимость что-то сказать, чтобы успокоить своё скачущее сердце. - Ты Мариус. Ты сломал запястье того вора в прошлом месяце.
- Он выживет, - ответил Мариус, - чего нельзя будет сказать о тебе, если коснешься этих проклятых магических знаков. Смотри под ноги.
Кальперния снова посмотрела вниз на символы. Магия. Мощь, которую она видела ещё маленькой девочкой, мощь Магистериума. Корень всего. Изящные символы, казалось, плясали на полированной поверхности.
- Они прекрасны, пусть даже они и опасны, - пробормотала она.
- Хорошо, что не всё красивое в этом мире опасно, сказал Мариус. Кальперния резко взглянула вверх и увидела слабое подобие улыбки на его лице. Он-?
Мариус огляделся, затем отворил дверь рядом с ним.
– Ты же хочешь срезать, да? Иди. Я никому не скажу.
Кальперния взяла ведра и направилась к двери.
- Спасибо, - поблагодарила она, поравнявшись с ним, - и спасибо за предупреждение, но... - Она посмотрела на его большие руки, которые сломали руку вора. – Я не боюсь опасностей.
Улыбнувшись, Кальперния ушла.
После этого она стала видеться с Мариусом чаще. Или, возможно, она просто стала замечать его присутствие. Мариус служил одновременно телохранителем Эрастенеса и охранником дома, так как в доме было много древних реликвий, но было видно, что Мариус был одарен такими способностями и скоростью, которые совсем не требовались простому телохранителю. Кальперния часто замечала, как Сорка, надзирательница, иногда смотрела на тренировки Мариуса, скрестив на груди свои массивные руки и задумчиво нахмурив брови.
Понемногу, осторожность Кальпернии в доме магистра сменилась любопытством. Она стала украдкой бросать взгляды на тома своего хозяина, пока протирала их от пыли. Со временем её взгляды стали задерживаться дольше. Буква за буквой, слово за словом, она стала учить себя читать по этим книгам, уважая силу, которое чтение давало её господам.
Книги были мудрыми и щедрыми друзьями. Они стали ей хорошей компанией, когда Кальперния в этом так нуждалась. Хоть она и пыталась приблизиться к другим рабам этого дома, её вновь оттолкнули – и вновь из-за её снов и идей.
Почти все.
- Никто не слушает меня, - сказала она одним поздним вечером в библиотеке, перелистывая пыльный гримуар, полный длинных слов, которые она пока не могла еще расшифровать. – Мы, рабы, совсем не слушаем друг друга.
- Я тебя слушаю, - возразил Мариус. Он охранял двери библиотеки, хотя, возможно, не с той стороны, которую имела в виду Сорка. – Только идиот не станет слушать такой сладкий голос.
Кальперния покраснела, но продолжила перелистывать.
- Подхалим.
- Ты ждешь от них слишком многого. Ты носишь имя Кальперния и говоришь людям, которые носят лохмотья и ютятся в углах, что они самые важные люди в империи. Что они должны сказать?
- Им ничего не нужно говорить, особенно пока Сорка следит за ними. "Ключ к мудрости лежит в тишине". - Эта строчка из стихов Думата была любимой фразой Кальпернии. – Им просто нужно понять, как они ценны, даже в качестве рабов, и что они могли бы сделать, если бы были свободны. Им нужно открыть свои глаза.
- И увидеть что? Старые дворцы и прогнивших магов, льющих кровь рабов, как воду? Даже этот твой паромщик-
Кальперния резко обернулась к нему.
- Так не должно быть! - Она ударила кулаком по гримуару. - Империя была другой. Когда тратилась жизнь человека, она что-то значила, что-то приносила взамен. Если бы рабы имели голос, который мог донестись до ушей Архонта...
Она замолчала, стараясь подыскать нужные слова, и Мариуса погрустнел лицом.
- Извини, - он вздохнул и улыбнулся. – Почитаешь мне что-нибудь из книги? Только не про магов на этот раз.
- Не думаю, что это сборник рассказов.
Кальперния положила гримуар обратно, и начала разминать занывшую шею, когда случайно её взгляд скользнул вверх, на потолок библиотеки. Обычно Кальперния смотрела только на пыль, и никогда – на потолок. Внутренняя сторона купола была покрыта темно-синей гладкой краской, а на ней золотыми узорами были выложены созвездия, каждая звезда в которых была сделана из позолоченного стекла.
- Тогда, вот история, - сказала она, все ещё запрокинув голову и глядя на расписные созвездия. – Жила-была девушка, так увлеченная своей работой, что забыла, как смотреть на небо. И все, кого она знала, тоже забыли. Звезды там, но она не помнит, почему нужно на них смотреть.
К ней метнулась тень, и в мгновение ока лицо Мариуса затмило собой созвездия над её головой. Его дыхание было сладким. Он нежно приподнял кончик её подбородка.
- Расскажи сразу конец, - сказал он ей.
Кальперния провела пальцем по его щеке и остановилась на его губах.
– А в конце была тишина.
Свеча на столе рядом с ними закончилась и погасла.
Они вели себя так скрытно, как могли. Но таланты Мариуса привлекали всё больше и больше внимания. Даже Кальперния понимала, что они тратятся впустую, пока Мариус служит в качестве телохранителя. При правильной подготовке он мог стать талантливым ассассином или даже убийцей магов. Для любого магистра такой раб был бы не только предметом гордости, но и способом поднять своё политическое влияние. Но Кальперния успокаивала себя тем, что Эрастенес не заботился о таких вещах и знал только свою работу. Что всё будет хорошо.
Когда это произошло, то всё было болезненно быстро. Кальперния вернулась с рынка, таща на себе мешок овощей, и увидела Эрастенеса, который разговаривал с невысоким, но сильным мужчиной. Даже будучи усталой, Кальперния узнала Ненеалуса – тренера, готовившего лучших бойцов в городе; конечно, такими становились те, кто выживали. Она сразу поняла, за кем он пришел. Бросив овощи на кухне, она промчалась по особняку, из комнаты в комнату, и с каждой новой дверью её взгляд становился всё безумней, пока она окончательно не поняла, что Мариуса уже не было.
Не было никаких прощаний. Монеты перетекли из рук в руки, договор был подписан, и дело было сделано. Кальперния высматривала имя Мариуса на расписании каждый раз, когда рабы Ненеалуса вешали списки на рынке, но она никогда не видела его. Когда по особняку ходили слухи о его судьбе, она отказывалась их слушать. Она отказывалась представить себе разбитый шлем или кровь на горячем песке арены.
Кальперния твердила себе, что уже видела, как неожиданно продают или убивают других рабов. Что в Минратосе такая же история повторяется каждый день. Но вместо того, чтобы успокоить, эта мысль – мысль о том, что такое было обычным делом – угнетала. Слёзы, которые были, иссякли.
Нуждаясь в утешении, Кальперния возобновила свои тайные визиты в библиотеку, но они не приносили ей покоя. Однажды ночью, когда она усердно пыталась произнести слово, которое никогда до этого не видела, мысли в её голове застряли так надолго, что гнев в её груди взорвался удушающим облаком. В ярости, она захлопнула книгу.
И та загорелась.
Её крик, разбудивший весь дом, лишь отчасти был результатом её страха. В остальном, это было ликование.
Магистр Эрастенес вызвал её следующим утром, и нахмуренно, словно сова, изучал её в течение нескольких минут. Кальперния стояла перед ним на коленях, сжимая в руках разрушенную книгу. Радость, которую она испытала прошлой ночью – сила, наконец, сила – сменилась страхом. Раба с магическим талантом нужно было обучать, иначе его хозяин в один день мог обнаружить в рабских комнатах вопящего и уродливого одержимого. Но, убирая его комнаты, Калперния часто слышала, как Эрастенес ворчал, что ему нельзя отвлекаться. Он мог просто продать её. Или использовать для эксперимента.
Кальперния взглянула на своего хозяина, прекрасно осознавая, что для Эрастенеса этот момент – момент, решающий её судьбу – был не более, чем ещё одной помехой его исследованиям. Никогда ещё она не осознавала так четко, что само её существование принадлежит другим, и этот кто-то мог попросту выбросить её жизнь. Возможно, Мариус чувствовал то же самое.
В конце концов, Эрастенес вздохнул и сказал Сорке, стоявшей над склоненной Кальпернией:
- Полагаю, придётся начать с самых азов.
Кальперния от облегчения улыбнулась - впервые за несколько недель.
Эрастенес научил её контролировать свои силы, и она с энтузиазмом изучала свои пределы, вызывая огонь на своей ладони. Как ни странно, когда о её магии стало известно, другие рабы заметно потеплели к ней. Если раньше её считали просто странной, то теперь у них появилось слово, которым они могли назвать причины своего страха, а с этим знанием они могли жить. Кальперния снова спала в рабских комнатах, и спала хорошо. Когда она взволнованно рассказывала им что-то во время ужина, некоторые рабы подтягивали свои стулья поближе, чтобы послушать её.
Но как только Эрастенес убедился, что она овладела своей магией, он вернулся к себе в кабинет и закрыл дверь. Кальперния осталась стоять с метлой в руках вместо посоха. Какое Эрастенесу дело? В его доме царили мир и покой.
Жаждя чего-то большего, хоть чего-нибудь, Кальперния тайно вернулась к книгам Эрастенеса о древнем Тевинтере и Древних Богах, но теперь с более глубоким пониманием. Всегда было что-то ещё. Выполняя поручения в городе, она навещала паромщика и пересказывала ему, что узнала: эпические поэмы, написанные в честь Уртемиэля, Дракона Красоты, походы давно умерших императоров, Имперскую Песнь Света.
Но её голод по-прежнему был неудовлетворен. А спокойный нрав Эрастенеса только всё ухудшал. Если бы он злобно избивал или унижал её, Кальпернии было бы куда направить огонь, пылавший внутри неё. Но Эрастенес только копался в своих реликвиях или проводил опыты вместе с Анодатусом, не обращая внимания на все остальное.
Чем больше она узнавала об истории Тевинтера, тем больше она начинала видеть то же безразличие всюду в современном Минратосе. У рабов, по крайней мере, была веская причина – они были заняты трудом. Магистериум же занимался мелкими склоками, забывая, что на стенах Минратоса по-прежнему оставались трещины от последнего штурма кунари; огромные големы Джаггернауты, которые должен был восстановить Анодатус, молчали; и по всей империи меж плитами улиц рос мох. Но разве это было важно, когда твой противник был унижен на этой неделе? Огромнейшая империя Тедаса, возведенная древними героями, и Магистериум принимал это как должное. Они не заплатили ни монеты за то, что они имели.
«Вы же маги!!» хотелось кричать Кальпернии, когда Эрастенес приглашал к себе гостей и коллег, или просто товарищей, на чашечку ароматного чая, поиграть в шахматы, или посплетничать. "Древние построили величайшую империю в Тедасе мудростью и завоеваниями! Теперь же, единственные кто приносит себя в жертву Тевинтеру, это рабы, в то время как вы тратите всё свое время на... показуху! Песнь была права. Почему вы ничего не делаете, когда вам по силам всё, что угодно?"
- Это она? – спросил в один день магистр Анодатус, когда Кальперния наклонилась, чтобы пополнить свою чашку, он схватил её за подбородок. – Она кажется полусломанной. Не кланяется старшим – и эти смелые глаза. Вам следует отправить её в Круг. Возможно, её качества... смогут купить вам хоть немного влияния".
Кальперния застыла – она знала, что под "качествами" он имел в виду кровь раба, способного к магии. Анодатус резко повернул её голову в сторону, потом в другую, изучая девушку. На секунду она вспомнила Мариуса в библиотеке; но даже боль этого воспоминания была ничем, по сравнению с испытываемым ею унижением. С рабами никогда не церемонились, но схватить её так, прямо перед её хозяином, было...
- Оставь бедную девочку в покое, Анодатус, - сказал Эрастенес, махнув рукой. – Кальперния, принеси пирожные."
С ухмылкой, Анодатус отпустил рабыню. Кальперния заставила себя держать нейтральное выражение лица, вонзив ногти в ладони.
Той ночью, лежа на своей койке, предварительно чисто выскоблив лицо там, где её касался Анодатус, она изучала свои изуродованные, огрубевшие руки. Кальперния знала, что обладала сильным магическим талантом, идущим так же глубоко, как катакомбы под городом. Но этого было не достаточно. В Тевинтере для настоящих перемен нужна не только магия, но и политическая власть. Она была готова завоевать эту власть, чтобы дать людям, таким как она, хоть какой-то путь вверх, если бы только Эрастенес взял её в ученицы. Но когда она попыталась сформулировать эти слова, он посмотрел на неё своими совиными глазами и вернулся к своим книгам. В конце концов, она была лишь рабыней.
Кальперния отчаялась. Она мечтала, что сбежит в город, когда её отправят на следующее задание. Но беглого раба, обладающего магией, в Минратосе найдут за несколько дней. И так будет в любом городе Тевинтера. Если она и должна была достичь чего-то, помимо этого нищего существования, то её лишили этого, дав настолько низкое происхождение. И так было со всеми рабами.
На этом месте её история могла закончиться. Она могла сдаться и стать ещё одной рабыней с мертвым взглядом, пока её магия угасала бы день за днём. Но пришел её Учитель, и все изменилось.
В тот день Кальперния помогала переносить тяжелые мешки в подвалах. После этого она заснула, как убитая, от изнеможения. Но посреди ночи она проснулась и резко села в кровати, чувствую кристальную ясность в голове. И ещё - что в доме был кто-то странный. Кальперния уже знала, что такое огромная сила, она ощущала её прежде, когда Эрастенес выполнял сложные заклинания во время своих исследований. Но это была сила совершенно другого уровня. Это было возносящее, вибрирующее ощущение, которое заставило её сразу вскочить с постели: иди и посмотри, иди и посмотри.
Она шла по темному дому, ведомая этим чувством, словно оно было её фонарем. Услышав голоса в фойе, она выглянула из-за двери. Большая статуя дракона была залита лунным светом. А у её ног распростерся Эрастенес, взирая снизу вверх на возвышавшуюся над ним худощавую фигуру, покрытую темно-синим плащом.
- ...насколько я слышал, - говорила фигура тихим, гортанным голосом. - Но любые реликвии Думата мои по праву. Вы несогласны?
Эрастенес издал хриплый звук. Кальперния шумно сглотнула, и тот, кто был в плаще, посмотрел прямо на неё. Первое, что она увидела - глаза, выглядывавшие из-под капюшона, один - темно-янтарного цвета, а другой – беспощадно бледный, на ужасно изуродованном лице. Но Кальперния жила в Минратосе всю жизнь. Она уже видела шрамы, оставляемые магией.
Кальперния вышла вперед и встала прямо перед гостем. Она словно увидела саму себя его глазами, почувствовала себя чистым белым пламенем, отбрасывающим назад контрастные тени от всего, через что она прошла.
- Кальперния, ты призвана, - сказал он.
Она смотрела, гадая, откуда он мог знать её имя. Через некоторое время посетитель кивнул.
- Ключ к мудрости лежит в тишине. Думаю, ты уже это знаешь.
Кальперния сморгнула, когда услышала эту фразу, и затем поклонилась – чего она никогда не делала для гостей хозяина. Краем глаза она видела, как Эрастенес пристально смотрел на неё, не произнося ни слова.
- Я пришел за реликивиями, которые оказались здесь не по праву, - продолжил гость. - Тем не менее, я нашёл больше, чем мог себе представить.
Он провел рукой близко к ее лицу. Кальперния вздрогнула, но он к ней не прикоснулся. От его плоти шел странный запах, как от давно высохшего трупа, обложенного пылью и благовониями.
- Твоя сила безмерна. Возможно, защитница. Да. Ты последуешь за мной, если я попрошу?
- Последую куда? - спросила она, ошеломленная.
- Построить мир, лучший чем этот, - посетитель с почти благоговением посмотрел на статую дракона. - Это место уже наполовину свято для богов. Вместо них, и во имя их, приду я. И этот жалкий смотритель, - добавил он, переведя взгляд на Эрастенеса. – Разве можно придумать более подходящее место, чтобы начать восстановление Тевинтера?
- Переделать Империю?
- Это не империя, - ответил посетитель. - Не по сравнению с тем, что было. Пока нет.
Кальперния посмотрела на своего старого хозяина, распростёртого на полу. Его глаза были выпучены от страха. Она почувствовала укол боли, но её презрение был сильнее её жалости. Эрастенес обладал магией, богатством, местом в обществе – и Тевинтер ничего не получил от его существования. Он мог бы не существовать вообще.
Она повернулась к мрачной, страшной фигурой перед ней и ответила:
- Я пойду с тобой.
- У меня есть святилища в городе, - рассказал он ей позже, когда она начала думать о нём, как об Учителе. К этому времени он уже научил её таким шедеврам магии, по сравнению с которыми уроки Эрастенеса казались ничтожными. Его сила была огромна. Она начинала понимать, как этот человек одним лишь словом напугал Эрастенеса – далеко неслабого магистра – в его собственном доме, и ей хотелось узнать больше. - Мои слуги позаботятся о твоём одеянии перед тем, как мы уйдем. Не рабыня ты более, но мой лейтенант и ученица. Мои сторонники, венатори, собираются в тайне в ожидании дня нашей славы. Докажи себя, и ты сможешь подняться и вести их, как и подобает твоей силе.
Её сердце переполнилось так сильно, что стало больно ушам. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что еще он сказал.
- Вы говорите, "уйдем"?
- Нас ждёт много дел в других местах. Я покину это место сегодня. Заверши мои дела в городе, и следуй за мной, когда придёт весть. Тогда, мы больше поговорим о твоей роли.
- У меня... у меня тоже есть своё дело. - Другие рабы сбежали из особняка прежде, чем она смогла поговорить с ними, Мариуса не было, но паромщик никуда не уходил. Возможно, это был сентиментально, но она хотела хотя бы один раз попрощаться правильно. - Я хочу попрощаться со старым другом.
Кальперния ожидала, что её Учитель посмеется над ней и приготовила жесткий ответ. Но вместо этого он сказал:
- Попрощайся со всем, о чем будешь жалеть.
Она не спросила, что он сделал с Эрастенесом.
Дела её Учителя быстро подошли к концу. Она посетила несколько домов в городе, где жили сторонники венатори, и в каждом ей передавали дары для её Учителя: толстые письма со странными печатями, руны, таинственные карты, похожие на эльфийские, и тяжелый мешок, запечатанный свинцом. Она принимала их с благосклонностью.
Менее вежливы были те, кого её Учитель называл лидерами венатори. В их домах Кальперния сидела на краю стула, потягивая чай или перебирая ароматные семена граната – вкус которых был слаще, чем раб вообще мог себе представить – терпя искусно завуалированные колкости, которые напомнили ей о магистре Анодатусе. Кальперния быстро поняла, что они не собираются воспринимать её в качестве равноправного венатори, несмотря на расположение её Учителя и её чистый магический талант. С этим она планировала разобраться. Вспоминая самые кровавые истории, которые она читала в библиотеке, Кальперния пила чай, вежливо улыбалась, и выжигала их имена в своей памяти.
Но остальные - ученые, философы, будущие охотники – эти мужчины и женщины, столбы, на которых покоилась Империя, вежливо кланялись в её присутствии и говорили с ней, как с равной. Кальперния, держа спину прямее, чем когда-либо в жизни, отвечала подобно героям тевинтерских легенд. Эти венатори видели цель и знали ставки – так же ясно, как и она – они были тем, кем должен был быть Эрастенес. В ее Учителе, они видели воплощение не только безмерной силы, но и божественного замысла; Кальперния уже видела его мудрость и провидение. Теперь, когда Древние Боги ушли, а Создатель замолчал, нужны были силы бога, чтобы построить новый мир. Кальперния знала, что он обладал такой силой.
Хотя она и другие венатори только стояли на пороге возрождения Тевинтера и окончательного триумфа её Учителя, Кальперния чувствовала большое значение в каждом сказанном слове. Освобожденная, она чувствовала большое значение во всем.
***
Теперь, вдали от площади Трех императоров, держа в руках мешочек с ладановой смолой, она радовалась дню. Настроение портило только лицо магистра Анодатуса, этого старого изуродованного козла, который имел наглость, чтобы схватить её лицо за чашкой чая.
Кальперния свернула вниз по длинным улицам Минратоса, прислушиваясь к крикам морских птиц и стукам молотков из палаток гномов торговцев. Мешочек с ладановой смолой был надёжно заправлен за поясом. Его тонкий аромат смешивался с другими запахами города: дыма, соли океана, пекущегося хлеба, грязи из помойки и досок из верфей.
Когда Кальперния оказалась в западной части города, дуновение ветра принесло ещё один запах – аромат цветов и зелени. Она завернула за угол и увидел огромную Арену состязаний в центре города, где воины сражались за честь и славу. Здание было построено в форме носа корабля, построено гномами из темного камня, с пышными садами с террасами, спускающимися вниз по стенам. Как обычно, на входе теснилась толпа, жадная до рёва победы. Над головой кружили белые птицы.
Этот вид тронул сердце Кальпернии. Потом она повернула голова в сторону; она заметила, как в толпе мелькнуло что-то серебристо-серое. Цвет одежды магистра Анодатуса. Но его нигде не было видно.
Она стояла, насторожив все свои чувства. Возможно, ей показалось?
Кальпернии никогда ничего не мерещилось. Она ускорила шаг. Нужно покончить с этим побыстрее, пока ей не помешали.
На западе от Арены испытаний находился двор, где, окруженная тропами из гравия и ухоженными деревьями, стояла статуя паромщик. У его ног сидела каменная кошка, а на плече – каменный ворон. Накинув капюшон поверх головы, паромщик стоял, опираясь на палку, и окидывал весь город своим благородным, спокойным взглядом.
- Аванна, старый друг, - приветствовала его она.
Было много статуй, посвященных Архонту Дариниусу – основателю Империи, магистру, пророку, и Верховному королю, но эта была для ней особенной. В день той дуэли магов, когда проигравший превратился в пепел, полный того, чего она видела и не понимала, та светловолосая девочка споткнулась здесь и обнаружила над собой статую. Она была слишком мала, чтобы знать всю его историю – Кальперния помнила, что сначала она потянулась к каменной кошке - но она почувствовала силу Дариниуса и успокоилась. Она часто возвращалась сюда, рассказывая ему свои страхи и сны.
Теперь, наконец, у Кальпернии было что-то более стоящее.
Она положила благовония в чашу у подножия статуи. Отточенным щелчком пальцев, она пожгла угольный кирпич. От чаши поднялся ароматный дым.
Кальперния обхватила себя руками. Клубы дыма, словно волны, качающие лодку, подкатывали к статуе. Дариниус Паромщик было ещё одним его именем, после того, как он получил видение, изменившее его жизнь. Сегодня архонты носили кольцо Паромщика, показывающее Дариниуса в этом облике, как символ их власти.
Они не сделали ничего, чтобы заслужить её.
- Ты пришел из ничего, - сказала она статуе. – Твоя мать-королева была вынуждена спрятать тебя от врагов; ты рос в сиротстве, не зная своё происхождение. Но твоя магия была непоколебима, как и твоё величие. Со временем, ты основал империю. Ты изменил мир.
Кальперния улыбнулась.
- И ты чтил свою приемную мать всю свою жизнь. Жрица Думата, нашедшая тебя в корзине на берегу моря, воспитала тебя, как собственного сына. Её звали Кальпурнией. Теперь, я могу прочесть её имя. Я сделаю честь этому имени.
- Думаешь, ты можешь с ней сравниться?
Магистр Анодатус стоял у входа во двор. Без его привычной ухмылки, выражение лица магистра было таким же темным, как изогнутый шрам на его щеке. По обе стороны стояли два раба, одетые в тяжелые доспехи, со скрывавшими их лица решетчатыми шлемами на головах.
- Я-то думал, что за знакомое лицо, - сказал Анодатус, подходя к ней. – Да, рабыня Эрастенеса, разодетая, как бумажная кукла, с посохом, на который у неё нет права, покупает дорогое благовоние за деньги, которые рабу не полагаются.
Гравий захрустел под его ногами.
- Твой хозяин больше не отвечает на отправленные ему послания, а его дом закрыт. Почему?
- Возможно, он сделал меня его ученицей, - сказала Кальперния, держа свой голос ровным. – А по поводу отсутствия ответов, всем известно, что он любит запираться в своём кабинете.
- Или, - возразил Анодатус, - ты покончила с ним во сне, теми маленькими хитростями, которым он тебя научил, а теперь ты стремишься подражать лучшим из нас. – По его посоху пошли золотистые узоры. - Эрастенес был моим самым ценным другом. Его знания о Древних Богах и их магии были незаменимы. Для такого, как он, оскорбительно умереть от рук рабыни.
Его присутствие давило на неё, и Кальперния отступила на шаг, крепко сжимая свой собственный посох. Полный сил магистр был грозным врагом. Анодатус мог превратить её кости в жижу, если бы захотел.
- Я не убивала его, - ответила она. - Если бы я хотела, я бросила бы ему вызов.
Взгляд Анодатуса потемнел ещё больше.
- Ты? И бросить ему вызов? Инцензор бросает вызов магистру Империи?
Как только Кальперния услышала это слово, её страх мгновенно испарился. «Инцензор» означало опасное вещество, наподобие сырого лириума или содовой соли. Это был жаргон для раба, обладающего магией - что-то опасное, но полезный, если взять его под контроль. Если его сломать....
Анодатус направил посох в её сторону. В своей ярости, Кальперния едва разглядела брошенный в неё кипящий белый сгусток силы. Она подняла руку. Она почувствовала его атаку, мир вокруг его заклинания, и стала с ним бороться. Сгусток застыл посреди пути, превратившись в замороженный шар, сияя подобно звезде - и это было легко.
Кальперния взглянула мимо, прямо на Анодатуса, застывшего от шока. В чистом, холодном от заклинания воздухе она разглядела глубокие морщины возле его глаз, легкую дрожь его рук, и тонкие шрамы на телах рабов, которые стали отступать. Кальперния поняла, что Анодатус хотел использовать их кровь, чтобы подпитать свою магию. Он насмехался над магией Кальпернии, но нуждался в жизни раба, чтобы усилить свою собственную.
Анодатус с криком стал творить следующее заклинание, но Кальперния опередила его, собрав воедино всю свою злость в жесткое, замысловатое движение посохом. Замороженный сгусток вспыхнул золотым пламенем и ударил по поднятым вверх рукам Анодатуса. Последовала вспышка, как от удара молнии, и в воздухе запахло горелым.
Когда Кальперния снова смогла видеть, Анодатус распластался на земле. Его рук не было. Вместо них болтались изуродованные обрубки, обугленные дочерна вплоть до запястий.
Со статуей Дариниуса за спиной, Кальперния взглянула на магистра, теперь скулящего у её ног.
- Ты понятия не имеешь, кто я такая, - сказала она. – Ты никогда не смотрел вниз, чтобы разглядеть то, что поджидало тебя внизу. Но когда венатори поднимутся, когда новый бог сожжет прогнившую Империю в прах, рабы Тевинтера будут свободны. Я добьюсь этого!
Она прошла мимо него, наступив на золу, когда-то бывшую его руками.
Когда она подошла ко входу во двор, рабы Анодатуса в страхе отошли от нее. Несмотря на радость победы, поступь Кальпернии дрогнула. В то время как к Анодатусу она питала лишь презрение, к этим двум была бесконечная жалость. Под этими шлемами прятались лица людей с их внутренним миром – и, возможно, скрытыми амбициями – таким же богатым, как и ее собственный. Анодатус оказался ничем, но у этих рабов даже не было возможности доказать, что они что-то значили.
- Ваши имена? - спросила она.
Рабы посмотрели друг на друга, и ничего не ответили. Но они расправили плечи.
- Я говорила правду, - сказала им Кальперния. – Это лишь начало будущего. Если вы хотите увидеть его, создать его – идите со мной.
Она ушла. Рабы взглянули на скулящего Анодатуса, на прах, развевающийся под сладким от благовоний ветром, и последовали за ней.
@темы: Кальперния, Dragon Age
-
-
12.03.2018 в 17:54Я — крестница цепей,
Кормилица Империй.
В моих руках — кошмар,
Помноженный на боль.
Склонится вся земля
Под иго двух Кальперний,
И превратится шар
В испепелённый ноль.
Рождённая для мук,
Я возвращу их вдвое.
Высоким господам —
Прокрустову узду.
Кистями рабских рук
Сплетая огневое,—
Драконьему предам
Мучителей суду.
В твоих ладонях — меч,
В глазах пылает вера,
Но есть иной Исток,
И всё сгорает в нём!
Так завершила речь
Рабыня Тевинтера,—
И преградила путь
Магическим огнём.